Детское село (г. Пушкин, Санкт-Петербург)

Андрей Зубков
Директор
Когда на вопрос «Где родился?» я отвечаю: «В Детском Селе», то меня часто переспрашивают, где это.
Детское Село когда-то было тихим местечком, где на улице редко встречались прохожие. Машин там не было вовсе, зато росли огромные лиственницы и дубы, а в центре располагался громадный парк с дворцом, прудами, гротами и полуразрушенными замками.

Сам город был в основном двухэтажным: маленькие жёлтые домики, бесконечно длинные стены многочисленных казарм и бывших конюшен. Были там и таинственные усадьбы с кирпичным или каменным первым этажом и фронтонами в стиле фахверк. В них обычно располагались детские сады и ясли. В этих двухэтажных домах и даже в одной из усадеб жили мои многочисленные дяди, тёти, дедушка с бабушкой и всякие многоюродные братья с сёстрами.


А мы жили в старом деревянном доме на окраине, где кроме нас располагались ещё три семьи. Люди из города называли наше жильё бараком, и я очень долго считал, что «бараком» называется дом, в котором живёт одна очень большая и дружная семья. Просто мы так решили — жить вместе. Я был самым младшим, у меня было три сестры, четыре брата и две мамы. Одна — просто мама, а вторая — мама-Галя. А ещё две тётушки с дядями и папа. И все мы были их общими детьми. Рядом с домом в честь рождения каждого из нас сажали дубок, и их надо было поливать водой из бочки с лягушками…

Однажды папа упаковал половину наших вещей в чемодан, остальное мама завязала в простынь и мы переехали в большой пятиэтажный дом в Ленинграде. Мы стали жить так, как все наши тёти и дяди. В отдельной квартире, где было тихо и пусто…
На карте вы не найдёте моего города, хотя он, как и прежде, располагается всего в 18 километрах от Санкт-Петербурга. Сейчас это Царское Село или город Пушкин. Но для меня он остался городом детства — Детским Селом, история моего города началась 60 лет назад.
В разное время в Пушкине было три вокзала, и я считал, что к каждому из них в своё время, прокладывали отдельную железную дорогу, и меня немного расстраивало то, что мы всегда приезжали только на новый вокзал, построенный после войны. Главной достопримечательностью платформы прибытия был буфет, а его изюминкой — песочное кольцо с арахисовыми орешками. Очень важный момент — орешки должны были быть сильно прожарены! Наверное, люди перестают обращать внимание на прожарку орешков, когда становятся родителями, но знайте: если вы выбираете ребёнку кольцо с белёсыми орешками, то вы демонстрируете полнейшие некомпетентность и равнодушие.
Выходя с вокзала мы, как и все пассажиры электрички, шли напрямую через круглую площадь, от которой лучами разбегались в три стороны улицы. Похоже, что ПДД тогда соблюдали только водители автобусов, которые парковались на кольце. Мы шли на Социалистический бульвар, который почему-то все называли Кронштадтским, а бабушка считала, что он Софийский. Вдоль пути росли огромные лиственницы, многочисленные белки сновали почти под ногами, выпрашивая орешки, а над нашими головами летали светло-салатовые облака, к которым вели жёлто-красные дороги. Обычно до памятника Тельману я шёл, не опуская голову и не обращая внимание на лужи и выбоины, поэтому к дедушке с бабушкой я редко добирался в чистых штанах и пальто.
Сначала мы всегда навещали старших родственников, потом направлялись в парк, затем — в барак. Как ни крути, а семья есть семья, и, как справедливо заключал дядя Коля, «Зубковы, держитесь корней. Отдельная квартира — это не повод отрываться от коллектива!» Им, кстати, скоро дали квартиру рядом с нами, и по выходным мы стали вместе нашим дружным коллективом ездить в Пушкин подержаться корней.

Как я уже говорил, старшие родственники жили в небольших двухэтажных домах жёлтого цвета. В них были на удивление просторные квартиры. У мужчин обязательно был свой кабинет, в котором стояли дубовый резной стол, покрытый зелёным сукном, кожаные кресла, бронзовые лампы, на которых стеклянный абажур поддерживали полуголые женщины; письменный прибор, шкафчик или целые шкафы с книгами. Всё одинаково! Отличались кабинеты только лицами своих хозяев.
В этих домах всегда было тихо, даже когда собирались гости, все разговаривали вполголоса и обращались к старшим на вы. Песен не пели, а беседы вели о том, кто и что должен делать, кто в чём не прав и почему. После таких походов в гости, мне казалось, что мы почти бежали в парк.
В него мы обычно входили через Эрмитажную кухню и, не обращая внимания на дворец и регулярный парк, мимо галереи шли вокруг большого озера по железным мостикам через узкие каналы к китайской пагоде и дальше к Руине, выходили у мастерских. А иногда подолгу стояли у склонившихся над каналами деревьев или, схватив друг друга за руки, измеряли толщину стволов в поисках самого старого дуба. Здесь, наверное, следовало бы добавить описание какого-нибудь пейзажа, сделав акцент на том, как деревья опускали ветви и ажурную листву прямо в воды канала, но в детстве мало кто из нас мог описать прекрасное. Мы просто его видели, и этого было достаточно. Единственное, что я понимал уже тогда: парк — это удивительное произведение искусства. В парке я был как в музее, но только в котором картины с пейзажами не висели по стенам, а наблюдались вживую и изнутри. И я тоже был для кого-то частью этого пейзажа. Глядя на двухсотлетние дубы, невозможно было представить, что на их месте когда-то торчали маленькие хрупкие саженцы, а мастера, планировавшие парк, представляли, как он будет выглядеть через пятьдесят или даже сто лет, глядя на чистое поле. Истинные художники, они творили не для настоящего, а для будущего, для совершенно незнакомых им людей, которые будут жить через сотни лет после них. Возможно, что они представляли и мою маленькую чёрную фигурку на белом снегу озера рядом с развалившейся на берегу огромной ивой. Я в валенках, ушанке и нелюбимом коричневом пальто с меховым воротником, а она — большая, серая и шершавая.

Иногда мы ходили к родственникам среднего возраста, но там тоже оказывалось невесело: такие же кабинеты, только без бронзовых фигурок; мебель, которая была дорогой настолько, что нам на ней не позволяли сидеть; бесконечные разговоры шёпотом в папиросном дыму о том, что кого-то посадили, а кто-то сам… О каком-то Солженицыне, Иване Денисовиче и прочих незнакомых людях.
После этих встреч, когда мы выходили на улицу, привычная тишина Детского Села начинала беспокоить. Казалось, что все спрятались и боятся высунуть нос. В тени аллей прятались шпионы, старые дубы подслушивали, а вместо белок на ветках сидели стукачи-дятлы из КГБ.
Зато когда мы приходили в Дом большой дружной семьи, чтобы подержаться корней, всё менялось. Песни звучали всегда — когда резали салаты, когда жарили цыплёнка табака, когда делали пельмени, когда вместе шли в парк: «Так наливай сосед соседке, соседка тоже пьёт вино…» Все дети хором продолжали: «А я не пью! Врёшь — пьёшь!» Маленький тихий город был через дорогу и большую кирпичную стену, поэтому без страха и оглядки: «Мы поедем на Луну , и там вспашем целину, и всему капитализму в одно место вставим — клизму!». И хором: «Мир победит, победит войну! Мир победит войну!»
И когда после бурного вечера мы возвращались по знакомой аллее на вокзал, то без сомнений все клёны, дубы-колдуны и лиственницы были с нами на одной стороне, а белки вообще того и гляди готовились запеть: «И справа нас рать, и слева нас рать. Хорошо с перепою мечом помахать».
В центре второй платформы стоял, нет, — возвышался — пивной ларёк, и все отцы семейств со словами: «Имею право», вставали в длиннющую очередь. Мы же, получив в соседнем ларёчке своё песочное кольцо, загадывали, кто станет тем неудачником, который получит свое пиво перед самым прибытием электрички и что он будет с ним делать.
Наш Дом большой дружной семьи снесли, но никто об этом не жалел. Все наши родители прожили вместе всю свою жизнь, до последнего дня поддерживая и заботясь друг о друге.
Мне нравится приезжать в Пушкин не на машине, а на электричке. По лиственничной аллее я обхожу стороной город маленьких жёлтых домиков. Иду в парк, забираясь всё глубже, в тишину, где ещё слышны голоса:
И вот уж дети подросли,
Самостоятельными стали.
Чтоб с ними выпить мы могли —
Иных компаний не искали……
Какой замечательный и трогательный рассказ о вашем детстве в Детском Селе! Чувствуется, как вы с любовью вспоминаете те времена, когда жизнь была наполнена простыми радостями и теплом семейных отношений. Спасибо, что поделились этими воспоминаниями!